КОLКО

Cалют! Третий номер KOLKO подкрался так же неза-метно, как знаменитая красноярская восьмимесячная зима. Согласно заявленной теме — «Мифы и сакраль-ность» — мы попытались выяснить значение идеи мифа в наше время, определить границы между сакральным и обыденным, представить разбор пред-мета искусства по косточкам архетипов и просто чуть-чуть повеселиться. Насколько это у нас получилось — судить вам.

С нами выражают желание сотрудничать авторы, иллюстраторы, журналисты и фотографы не только из Красноярска, но и из других городов России, что в довольной степени подбадривает. Несмотря на неко-торые трения с одной общественной организацией, мы представляем этот номер к прочтению в надежде на то, что он окажется для вас семантически важным, и вы потратите как минимум несколько минут своего времени на томное ожидание следующего выпуска.

Василий Алдаев, главный редактор

Экзистенцианалисты у меня вызывают оторопь. К чему эти симулякры, если есть реальность, если есть живая мысль?

Духи одобрили желание четырех шаманов подняться в горы на 3-дневный ретрит без еды и совершать обряды.

Киноклуб Siberia.doc5 ноября в 19:00 на арт-чердаке Дома Кино прои-зойдет российская премьера фильма «Заблудив-шиеся» (Les Tourmentes) Пьера-Ива Вандевеерда.Снежная буря — метель, которая дезориентирует и сби-вает с толку. Этим словом также можно назвать уныние,

вызванное суровой и длинной зимой. Там, где свирепствует буря, мужчины возводят коло-кольни, чтобы их звон спасал заблудившихся людей. И пастухи, в зависимости от сезонных миграций, использовали свои стада для пои-ска потерянных или забытых душ.

Ведомый звоном колокольчиков на шее овец и откликами заблудившихся, этот фильм является путешествием по снежной буре. Горы и зима, тела и души напоминают нам о том, что природа не действует благодаря нашему разуму, она действует благодаря нашему безумию.

Три дня электроники В рамках КРЯКК пройдет сразу два события, свя-занных с электронной музыкой — «Ночь русской электроники 2014» и фестиваль актуальной элек-троники «Кулик-фест» в клубе «Эра». «Ночь русской электроники» собирается произойти в КИЦе и стартует 1 ноября в 20.00. При поддержке красноярских музыкан-

тов Hmot и DJ Uksarre, выступят исполнители из Москвы и Бердска — OL, 813, Антон Маске-лиаде и Foresteppe.

«Кулик-фест» же, заняв 2 и 3 ноября, соберет на сцене: 2 ноября — Plane Passenger (Кеме-рово), Собачий триндем № 2 (Томск/Кеме-рово), lielielie (Красноярск), СНМ: Части тела (Кемерово/Санкт-Петербург), Дом куль-туры (Красноярск), ОКУДЖАВ (Москва) и LA VTORNIK (Москва), 3 ноября выступят Ferrein (Новосибирск), Наталья Нелюбова + k-regen (Томск), Sine Seawave (Томск), FPRF (Новосибирск) и НААДЯ (Москва).

Театр «Вспышка» представ-ляет проект-лабораторию «Читаем с автором» Это будут мероприятия в формате читок, постанов-кой которых занимается непосредственно автор пьесы, заручившись поддержкой одного из режиссе-

ров театра. Для проекта будут приглашаться красноярские драматурги, которых в нашем городе не так уж мало. Однако они, успешно представляя свои произведения на россий-ских фестивалях, остаются известными только единицам красноярцев.

Первой читкой проекта «Читаем с авто-ром» станет читка пьесы «Все будет хорошо» Василия Алдаева, которая в сентябре этого года вошла в шорт-лист фестиваля молодой драматургии Любимовка и была прочитана в Театре.doc.

IV Фестиваль экранных и медиа искусств C 21 по 23 ноября в Доме Кино пройдет IV Красно-ярский Международный Фестиваль Экранных и Медиа Искусств, на котором зарубежные и российские

специалисты продемонстрируют публике широкий спектр направлений современного медиа-арта, представив искусство в эпоху раз-вития новых высоких технологий.

Будут продемонстрированы проекты меж-дународных медиа-фестивалей, проведены акции, лектории, круглые столы и мас-тер-классы. В рамках фестиваля объявлен конкурс работ, который будет проводиться в трех номинациях: фотопроект, видеоработа и компьютерная анимация. Подать заявку на участие можно на официальном сайте — artmediafestival.ru.

Целых два года «Репетиция» собирает под свое крыло музыкантов, художников, танцоров, артистов, поэтов, ди-джеев и других немаловажных и разнокалиберных пер-сонажей, вдыхая пламя творчества в размеренную про-винциальную беспечность сибирских улиц. За все время существования проекта в нем успели отметиться кол-лективы «Дом моделей», My Polack Friend, «Глаза снега», «Массаж улитки», коллектив свободной импровизации «456 пассажиров», группа «Эхолов», Harmony in Grotesque, Limebridge, Аrktor, диджей En-gin, художники Мария Панихина, Алексей Мартинс, Игорь Лазарев, Василий Слонов, Алиса Великан, Владимир Казак, Александр Закиров, опальные поэты Артур Матвеев и Василий Про-кушев и многие, многие другие.

В 2014 году уже «репетировали» во дворе на правом берегу, где вокруг возвышающейся сцены из лестничного наслоения бетонных блинов, окантованных цветными квадратами-конфетти, расположились полые вьющиеся змеи с концентрическими отрезками позвонков, около входа в канский Дом Культуры, во дворике за Домом Художника, на взлетной полосе канского аэропорта и на площадке открытого уличного амфитеатра около СФУ. Местом для финального «репетиционного» аккорда стал все тот же двор за Домом Художника, в котором

Театр уличного перформанса «Репетиция» — явление уникальное не только для города Крас-ноярска, но и для всего зауральского культур-ного пространства, в котором, вопреки всем настойчивым заявлениям столичных снобов, жизнь все-таки есть.

был завершен прошлый сезон перформансов. Александр Заки-ров отпечатал 27 уникальных афиш, 20 из которых были разы-граны, подписаны и подарены в ходе выступлений, однако на этом он не остановился и построил во дворе Дома Худож-ника еще один Дом Художника, но поменьше — в нем располо-жились любимые работы его друзей.

Открыл «Репетицию №13» молодой коллектив Nebraska, известный на красноярской ангеграундной сцене по серии кон-цертов «Шумы Красноярска». Сквозь рваные синусоиды сибир-ского нойз-рока то и дело прорывался звон церковных коло-колов, доносившийся из Покровского кафедрального собора, где в этот момент проходила вечерняя служба, что создавало атмосферу какого-то космического, тайного богослужения.

На непривычные для уха среднестатистического красно-ярца, воспитанного на шуме машин, смешанного со звуками городского уличного радио, вибрации стекалась самая что ни на есть разномастная публика: обеспокоенные старушки, случайные прохожие и молодые мамы с детьми наперевес. Справа от меня — мужчина лет сорока пяти. Лицо хмурое,

напряженный взгляд выражает интенсивную работу мысли, устремленной на то, чтобы вынести хоть какое-нибудь осмысленное суждение относительно происхо-дящего. Слева — седой, лучезарный дедушка со внуком на плечах. «Смотри, музыканты играют», — улыбаясь, констатирует старик, раскачиваясь в такт ритм-секции.

Разумеется, не обошлось и без разбитых гитар — музы-кальной традиции, уходящей корнями в шестидеся-тые. Брошенная в порыве первобытного экстаза гитара, отскочив от земли, на долю секунды зависла в воздухе, как бы констатируя давно утерянную алхимическую природу рок-музыки.

Эстафетную «репетиционную» палочку перехватила группа Sonograms, чье появление быстро вывело зрите-лей из нойзового оцепенения. Желая испытать большую сопричастность к происходящему, значительная часть публики пустилась в пляс.

Постепенно «Репетиция № 13» близилась к своему логическому завершению. Уставшая публика разбива-лась на небольшие компании, плавно растекающиеся по своим локальным after-party с водкой и пельменями. Меня окружал возбужденный гомон голосов, от тро-гательного, нежного ощущения духовного единства на лица наползали непроизвольные улыбки.

За прошедшие два года творческих поисков формат пер-формансов «Репетиции» уже успел полюбиться сотням молодых (и не только молодых) людей. Здесь нет места выхолощенным до состояния мертвого, бездушного совершенства, мелодиям, нет места пафосу и коммерции. Зато есть трогательная шероховатость, пространство для импровизации, для живого творчества и настоя-щего искусства. Сезон закрыт, но у редакции нет никаких сомнений, что «Репетиция» еще вернется, обязательно вернется, как только температура воздуха вновь подни-мется до той отметки, при которой существование улич-ного искусства возможно без риска для жизни.

Здесь нет места пафосу, выхолощенным до состояния бездушного совершенства мелодиям, нет здесь места и коммерции.

Леха Никонов: (листает жур-нал Kolko) Мощно! Такого в России уже совсем нет… Алистер Кроули, картина моя любимая (пробегает взглядом интервью с Мамлеевым.) Это Мамлеев говорит? Это говорит Юрий Мамлеев?!

Алексей Выготский: Это действи-тельно говорил Мамлеев. Наш кор-респондент беседовал с ним на даче в Подмосковье.

Л.Н.: ... [ничего себе]! А я однажды у Битого брал интервью. Пред-ставляешь? И я такой сдаю текст, а на меня смотрят как на дурачка, и говорят: «А почему тут твоего тек-ста больше, чем Битого?». Ну, я отве-чаю, что это такая гонзо-журнали-стика (смеется) «Ладно, Леха, хрен с тобой» — и напечатали в итоге.

А.В.: У нас вообще гонзо-журнал, субъектный, так сказать.

Л.Н.: (поворачиваясь к Анне Поля-ковой): Ты уже снимаешь меня? Погоди. (Достает темные очки.) Это не потому, что вы такие, это потому, что я такой. Имидж, понимаешь? Ладно, все. Давай интервью.

Очевидно, что помимо самого творчества и его создателя, всегда присутствует опреде-ленный контекст, в котором это творчество преподносится. Сейчас ты и вся группа ПТВП, можно сказать, персоны куль-товые. Не пугает ли тебя обру-шившаяся популярность, армия неформалов с рюкзаками и нашивками? Не боишься ли ты, что культ задавит изначальный посыл, или же тебе все равно, как воспринимается отдельными людьми то, что ты делаешь?

Л.Н.: Нет, мне не все равно, как я буду воспринят. Я просто этого всего не замечаю, я в своем мире живу. В моем субъективном мире ничего этого нет: ни нашивок, ни рюкзаков. У меня есть мои друзья, которые ко мне достаточно скептически отно-сятся, так как знают меня много лет. И это хороший стимул. А того, о чем ты говоришь, для меня как бы не существует.

Я, конечно, иногда встречаю паца-нов, которые напевают наши песни. И на концертах многие тексты наи-зусть знают. Я стараюсь от этого абстрагироваться.

Не потому, что мне наплевать на это, а потому, что мне гораздо важнее самому получить отдачу, самому кайфануть. За исключе-нием, конечно, стихов. Стихи — это другое дело. Там больше коммуни-кации, а когда с группой играешь, легче намного.

Мы живем в очень интерес-ном мире, где все перевернуто, все десакрализовано, в кото-ром тренды сменяют друг друга во всех сферах культуры со ско-ростью электрона, несущегося по оптоволоконному кабелю… Есть ли что-то, что ты бы мог назвать сакральным?

Л.Н.: Миф. Миф сильнее тренда. Это доказывают политические события последнего времени. Люди, которые берут миф и исполь-зуют его как тренд, очень серьезно рискуют. Они не понимают, что делают, они не понимают, какого джина выпускают из бутылки. Его будет очень тяжело загнать обратно. Я вообще пессимистично смотрю на вещи. В отличие, напри-мер, от Мамлеева.

То есть, по-твоему, все будет только хуже?

Л.Н.: Однозначно будет хуже. По крайней мере, я так чувствую и говорю об этом уже 15 лет. Надо мной смеются и пусть смеются дальше. Посмотрим.

Экзистенцианалисты у меня вызывают оторопь. К чему эти симулякры, если есть реальность, если есть живая мысль?

К слову о мифах. У тебя, кажется, достаточно много мифологиче-ских образов встречается?

Л.Н.: Много. Я вообще люблю интертексуальность. Это у меня еще от Набокова пошло. Он в детстве был моим любимым писателем. Сей-час я, конечно, более скептически к нему отношусь: для меня он недо-статочно русский писатель, если хочешь. Но он и сам это не отрицал, называя себя в конце жизни амери-канским писателем. Однако, можно сказать, я учился у него писать стихи, учился как у прозаика.

У тебя в стихах достаточно много отсылок к писателям, поэтам и философам, много интертек-ста. Но большинство из тех, на кого ты ссылаешься, — это люди прошлой эпохи. А кого бы ты выделил из современников?

Л.Н.: Из современников… А где сейчас классическая литература? Последним классиком был Ерофеев, ну и, наверное, Мамлеев тот же, в какой-то степени.

Но Мамлеев и Ерофеев все-таки люди XX века, люди другой ментальности.

Л.Н.: Уже да, к сожалению. А в сов-ременной литературе кого бы ты сам назвал?

Андрей Родионов тот же, если о поэтах говорить.

Л.Н.: Родионов всегда был отлич-ным поэтом. Я с его стихами уже лет 15 знаком. Это самый лучший поэт в России, по-моему. После смерти Бориса Рыжего, лучше Родионова у нас никто не пишет.Но я в большей степени прозу имею в виду, когда говорю о современной литературе. Что бы я ни сказал про поэзию, это будет воспринято как борьба с конкурентами. А в прозе о ком сейчас можно всерьез гово-рить? Даже Пелевин уже перестал

интересные вещи писать, при том, что Пелевин — хороший автор. А про остальных, мне кажется, даже сказать нечего. Может быть, конечно, я каких-то авторов не знаю и пребываю в своем поэтиче-ском невежестве, но я очень четко ощущаю, что нет сейчас писателей уровня Ерофеева, уровня Шаламова. Я даже не говорю о Набокове.

Или они не видны в общем информационном хаосе.

Л.Н.: Тут мы опять приходим к вопросу о том, что в нас очень много информации варится, и мы не можем адекватно анали-зировать что-либо. Раньше не было такого хаоса, оставалось много воз-можностей для маневра.

Когда я был маленький, читал книги о гладиаторах и думал: «Какие же они все психи». А сейчас ты просто включи новости, посмотри, что там показывают.

Сейчас это информационное про-странство изменилось, место для маневра утеряно и всякий анализ закончился. Вот так я думаю.

Давай поговорим о панке. Панк, по самому своему определению, явление протестное…

Л.Н.: (перебивает) Панк — протест-ное? Уже нет. Уже хип-хоп. Да и хип-хоп перестает быть протестным. Все съедает тренд, о чем ты и говоришь. «Общество спектакля» Ги Дебора вспомни. Мы получили это все в полном объеме. И больше: на фоне роста информационного поля этот спектакль принимает такие гро-тескные формы, которые не мог представить себе даже Ги Дебор. Поэтому, может быть, он и покончил с собой, предвидя тот мир, в кото-ром мы живем. Это один сплошной спектакль, причем поставленный в таком масштабе, что гладиатор-ские бои в Риме выглядят жалкой

шуткой, понимаешь? Когда я был маленький, я читал книги о гла-диаторах и думал: «Какие же они все психи». А ты сейчас возьми и включи новости и посмотри, что там показывают. И не большие ли современные люди психи, чем римляне? И возможно ли вообще какое-то там искусство после Освен-цима, после Одессы, после Донецка? Я недавно разговаривал об этом с одним своим приятелем — режис-сером Джулиано ди Капуа.

И он мне говорит: «Леха, а ты чего хотел? Всегда так было, и всегда так будет. Всегда была война, про-сто мы не были в таком жестком эпицентре сил, как сейчас». Мы, как просто люди, понимаешь? Ни я, как поэт, ни ты, как журналист. Вдруг в нашу обыденную жизнь все это вторглось. И мы не были к этому готовы, не проектировали, не ожидали. Возможно, поэтому вся нынешняя ситуация так остро воспринимается.

А кто, по-твоему, из всех, претен-довавших на звание «пророка», предсказал наше время с наи-большей точностью?

Л.Н.: Достоевский в «Записках из подполья» выразил современ-ного человека лучше, чем кто бы то ни был. В этом смысле он остается очень современным философом. От него и пошли все французские экзистенциалисты. Хотя, это может

показаться кому-то смешным и при-тянутым «за уши», но я так думаю, это мое субъективное мнение.

Вообще, я человек куда более трез-вомыслящий, чем это принято счи-тать, мне больше нравятся старые философы: моралисты французские, Николя де Шамфор, например, или Фридрих Ницше, если о немецких философах XIX века говорить. Хотя Ницше был философом XX века, хоть и жил в XIX.

Люди, которые берут миф и используют его как тренд, очень серьезно рискуют. Они вообще не понимают, что делают.

А экзистенциалисты, о которых ты, кстати, упомянул?

Л.Н.: Экзистенциалисты у меня вызывают некоторую оторопь. Я, честно говоря, не понимаю при-чины их такой высокой популярно-сти в последнее время. Их онто-логические приемы кажутся мне чем-то натянутым. Опять же это все есть в «Записках из подполья».

Это симулякры, как постмодер-нисты бы сказали, понимаешь? А к чему эти симулякры, если есть реальность, если есть живая мысль, выраженная в тех же «Записках из подполья», в тех же «Бесах». Это притом, что я не считаю Достоев-ского выдающимся литератором.

Ну, Достоевский — это, все же, особая Вселенная, особый язык.

Л.Н.: У Платонова тоже особый язык. Все великие писатели обла-дают особым языком. Я боюсь только, что у Платонова его нео-быкновенный язык был из осоз-нанного состояния, а у Достоев-ского из нужды. Он был вынужден очень быстро и много писать, чтобы обеспечить себе существование. Да, и Бальзака я бы на его месте в детстве меньше читал (смеется). Он, собственно, с этого и начал, с переводов Бальзака.

Сейчас существует определенная «мода» на самопознание любыми доступными средствам: от меди-тации и йоги до самых радикаль-ных способов изменения созна-ния. Как грибы после дождя, взошли колесящие по стране новоиспеченные гуру и духовные учителя. Что ты думаешь о них?

Л.Н.: Да-да! Я часто вижу или слышу о людях, которые готовы по двадцать часов стоять во всяких там позах. Как в «Кин-дза-дза», знаешь? Когда времена тяжелые, у людей рвет башню. И они готовы ехать, куда угодно и делать, что угодно, чтобы искать спасение. Каждый по-своему спасается: кто в музыке, в поэзии, в творчестве, кто в сектах. Я, например, «Ультиматум» записал, а кого-то дернуло встать в какую-нибудь позу скрюченную. И он стоит на одной ноге либо у вас на рай-оне, либо в лесу. И таких ... [немало]. Но это уже к психиатру идти нужно, во многих случаях. Это такое сезон-ное обострение.

А как это связано с нынешней эпохой?

Л.Н.: Ну, я вижу связь с истори-ческим разломом. Перестройку вспомни, например. Там столько творилось безумия: Блаватскую с Кастанедой печатали такими тира-жами, которых даже сейчас у Аку-нина нет. Грофа, помню, издали как-то тиражом в пятьсот тысяч. Хотя про Грофа ничего плохого не могу сказать, вполне себе приемлемый автор. Это я к тому, что сейчас куда меньше свободы слова, чем в 90-е, в каком-то смысле это хорошо, в каком-то плохо.

Я вообще являюсь сторонником цензуры, как и Пушкин, кстати. Пушкин вообще был противни-ком полной свободы слова, если ты не знал. Он выступал за цен-зуру. Другой вопрос, что совер-шенно нелепо, когда твое творче-ство кастрирует человек, который совершенно «не в теме». А вот если бы меня цензурировал, например,

Мамлеев, я был бы очень рад. Что же в этом плохого? Тогда, быть может, я бы понял, кем я являюсь и какое у меня место в мире.

Мнение писателя уровня Мамлеева для меня имеет куда большее зна-чение, чем мнение какого-нибудь пацана из Интернета. Лайками в «Вконтакте» свое мастерство не усилишь, как думают сейчас некоторые начинающие поэты.

Сейчас многие поэты презен-туют свое творчество в связке с музыкальным сопровождением. Может ли на твой взгляд поэт быть востребованным в отрыве от музыки или время поэтов, собирающих стадионы, прошло?

Л.Н.: Ненавижу это, когда поэт ста-вит музыку. Это значит, что он сло-вом не может пробить. Разве, нет? Зачем ему музыка? Чтобы люди не разговаривали? Значит, стихи неинтересные.

Но ведь ты не только поэт, ты — это еще и группа ПТВП.

Л.Н.: Разве я сейчас с группой ПТВП? Я — Леха Никонов, который написал 6 книг стихов, который издал их. И не испытываю на этот счет каких-то комплексов. Я больше поэт, чем музыкант. Хотя, мой новый альбом — это сейчас самое важное, чем я занимаюсь. У нас аль-бом выходит 16 октября. Как только я вернусь, буквально два дня — и мы его отсылаем на мастеринг. Все, танцы кончились, как сказал один мой друг. А у меня там припев один не спет, даже не знаю, что буду с этим делать. Видимо, придется перепевать, как приеду, во вторник или в понедельник.

В последний день, как всегда. Но это русская натура: все делать в послед-ний момент, это наш национальный характер.

●

Человек существует во времени и пространстве, занимает опре-деленную территорию, осваивает ее или оставляет неизведанной, наполняет смыслами или наобо-рот — затрудняется прочесть ее код. Любая деятельность человека свя-зана с формированием пространст-венных моделей. Универсальным

в культуре стало разграничение пространства на «свое» и «чужое», «культурное» и «некультурное», упорядоченное и хаотическое, про-странство живых и пространство мертвых, безопасное и угрожающее, и, наконец, сакральное и профани-ческое. Восприятие мира в логике бинарных оппозиций, полностью

прочесть все коды, формирующие реальность, принять все существующие в ней установки, правила и обычаи. Иными словами, выбранная точка зрения, угол наблюдения определяют устройство реальности, ее качество, границы и смысловую насыщенность — то поле, в пределах которого разворачивается жизнь человека.

отрицаемое современной эстетикой постмодернизма, имеет под собой, однако, глубинное психическое основание.

Во-первых, всякое нарушение естественного хода событий получает логичное и адекватное объяснение: на языке взаимодей-ствия своего и чужого возможно объяснить любую кризисную ситуа-цию. Во-вторых, с помощью подоб-ного дуализма проблему можно не только разъяснить, но и решить, поскольку способы ее решения авто-матически переносятся в сферу диа-лога, общения, обмена репликами и реакциями — в сферу с вполне раз-работанным набором средств для разрешения кризисной ситуации.

Знаменитый румынский писа-тель, религиовед и мифолог Мирча Элиаде связывал разграничение пространства с мировоззрением

человека, с его установками и взгля-дами, с той точкой зрения, которой он придерживается в своих сужде-ниях о действительном. Для рели-гиозного, в широком смысле, чело-века пространство неоднородно: в нем много разрывов, разломов, одни части пространства по своему качеству заметно отличаются от других.

Таким образом, существуют про-странства сильные, энергетически и семантически емкие, освоенные, означенные, освященные, священ-ные, сакральные. А есть — неосвя-щенные, профанические, никак не структурированные, не освоенные, не осмысленные.

Реальность для религиозного человека лежит именно в сфере пространства сакрального, именно на этой территории развора-чивается его жизнь, тогда как весь остальной массив пространства чужого и незнакомого лежит за гра-ницей действительного, а священ-ное, таким образом, принимается за центр мира. Для нерелигиозного человека, по мысли Элиаде, окружа-ющее его однородно и нейтрально. В таком пространстве нет никаких разрывов, а значит, и качественного различия между его частями. Раз-умеется, такое полностью десакра-лизованное пространство никогда не встречается в чистом виде. Чело-век всегда приписывает окружаю-щей его территории какие-то значе-ния. Однако, если выбранная точка зрения, если мировоззрение и умо-настроение человека не настроены на осознание той или иной террито-рии как сакральной, то такая терри-тория автоматически десакрализу-ется и опознается, как нейтральная.

Скоро вдали забелела клад-бищенская ограда. / То чувство, которое испытывал теперь Саша, все более разочаровывало / его. Он ждал страха, да уже и хотел его, что дальше, то сильнее, — и / напрасно: страха не было. Светлая ночь мол-чала, как будто думала о чем-то, и, чуждая Саше, не хотела пугать его.

Странно было, что так светло, и без-людно, и тихо, — ночное чувство, / несравнимое ни с чем дневным. Ни тоскливо, ни жутко, — только в душе / безмолвный вопрос, без-мерное удивление. Влажная трава, бледное небо, — все словно ждало чего-то, и утомилось ждать, и дрем-лет. Неразумная дева, заждавшаяся жениха. И он при дверях, и медлит.

Вот перекресток. Издали, пока дру-гую дорогу заслоняли кусты, можно было / думать, что там, за ними, что-то есть. Но когда Саша подо-шел, он увидел, что все пусто, никто не движется ни по той, ни по этой дороге. Ни люди, ни духи не ждут здесь условленных встреч. (Ф. Соло-губ, «Земле земное»)

Сакральность пространства опре-деляется для человека с соответст-вующим мировосприятием особым образом. Иногда требуется особен-ное вторжение священного в то или иное место (чудо, видение), а иногда достаточно какого-либо знака (гора, холм, озеро, роща, водопад, источ-ник; наскальный рисунок, курган, храм), автоматически маркиру-ющего территорию как сакраль-ную. Говоря о ландшафте сакраль-ного, также стоит упомянуть о так называемых пространственных иконах — одном из последних изобретений современных культу-рологов, искусствоведов и религи-оведов, работающих в концепциях иеротипии.

Иеротипия — это дисциплина, занимающаяся изучением сакральных пространств, а про-странственная икона — это особый рукотворный архитектурно-лан-дшафтный образ, считающийся посредником между божественным небесным миром и миром земным. Любой храм, встроенный в окружа-ющий его ландшафт, может быть назван пространственной иконой. Примерами этого феномена можно считать Храм Покрова на Нерли или Новый Иерусалим на Истре.

Очень часто пространство, в кото-ром действуют какие-либо сверхъ-

Др

ев

ни

й м

ин

ар

ет,

ко

тор

ый

на

зы

ва

етс

я А

ль-А

ру

к (

ми

на

ре

т Н

ев

ес

ты).

Ме

че

ть О

ме

йя

до

в, Д

ам

ас

к.

естественные силы, означено локально. Фольклор обычно дает «точные» координаты «иного» пространства: под землей, под водой, на небе, в реке, в болоте, в лесу, за горами, на Севере, Западе. Важным при этом является то, что такая территория, как правило, оказывается в отдалении от чело-веческого жилища, удаленность является ее основным признаком. Однако важно, чтобы человек все-таки мог ощущать ее «физическую» близость.

Так вот как морочит нечистая сила человека! Я знаю хорошо эту землю: после того нанимали ее у батька под баштан соседние козаки. Земля славная! И Урожай всегда бывал на диво; но на закол-дованном месте никогда не было ничего доброго. Засеют, как сле-дует, а взойдет такое, что и разо-брать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец... черт знает что такое! (Н. Гоголь «Заколдо-ванное место»)

Если говорить об обыденном опыте столкновения с сакральной терри-торией, то одним из наиболее ярких примеров такого контакта явля-ется посещение кладбищ. Проблема точки зрения может затеняться собственной телесностью. Иногда поведение в месте, считающемся сакральным, диктуется не столько разумом и мировоззренческими установками, сколько реакци-ями тела. Тело как будто бы само создает непроницаемые границы и впоследствии на них реагирует. Граница осознается на уровне тела прежде, чем ты успеваешь осознать ее на уровне нормы или возвести в ранг нормы. Действующие «сов-

ременные» склепы представляют собой совсем небольшие постройки, без окон, но с приоткрытыми две-рями, за которыми видны иконы, букетики искусственных или насто-ящих цветов, горящие свечи.

Поскольку двери приоткрыты, то ничего не мешает зайти внутрь и рассмотреть все внимательнее — нигде не висит указателей с запре-том. Однако сделать это оказы-вается совершенно невозможно. Перед тобой будто встает невиди-мая преграда: там чужая террито-рия, не-твоя, не-своя, наделенная особыми свойствами, сакраль-ная. Ступать на территорию обыч-ной могилы незнакомого человека также порой представляется слож-ным, но здесь ты можешь пересту-пить через внезапно почувствован-ный пространственный разлом, а в случае со склепом — нет. Даже в разрушенные склепы входить сложно, хотя в итоге любопытство оказывается сильнее.

Означивание и осознание про-странства как сакрального — вопрос не только выбранной точки зрения, не только мировоз-зрения, мировосприятия и мирови-дения, но и вопрос создания инди-видуальных границ, ощущаемых через тело. Любой человек зачастую сам размечает и означает террито-рию, сам наделяет ее сакральными свойствами или, наоборот, отказы-вает ей в сакрализующих качествах. Порой мы чувствуем чуждость и запретность территории на уровне тела и без видимых на то при-чин и не можем в прямом и пере-носном смысле шагнуть во вне-запно приоткрывшийся нам мир непостижимого.

Очень часто люди, связанные с творчеством или искусством, склонны находиться на грани между экстраординарностью и патологией. Где, по вашему мнению, можно провести разде-лительную линию?

Андрей Сумароков: Тема такая, давно актуальная. Есть стандарт-ный средний человек — обыва-тель. Это насекомое без крыльев. Оно не летает, не кусает, ползет себе куда положено, кушает то, что велели (то, на что денег у него хва-тает), делает то, что сказали. А есть отклоняющиеся личности. Неко-торые отклоняются в силу своего «улучшенного» понимания окру-жающего мира: лучше у них рабо-тают мозги, лучше рука рисует, нога прыгает выше и так далее. А есть те, которые лучше чего-то делать не могут, но тоже отклоняются. Как говорит диалектика, крайности схо-дятся. И те, и другие, так или иначе не вписываются в социум.

Одним тесно в этом мире, им хочется большего, вторым просто неуютно, и они также пытаются

вырваться. Иногда и первый случай, и второй, как ни странно, проявля-ются совместно.

Пример — Григорий Перельман, который вроде бы и гениальный математик, но, с другой стороны, в социальной сфере совершенно не адаптирован, очевидно, с миром не сильно-то дружит. Вопрос слож-ный. Как говорится, «гениаль-ность и помешательство», «творче-ство и безумие». Ахматова писала: «Когда б вы знали, из какого сора. Растут стихи, не ведая стыда».

Вот, например, блюз. Тяжело было жить темнокожим американцам на сахарных плантациях, хлоп-ковых полях, в рабстве — нужно было себя морально поддержи-вать. Из консервной банки сделали банджо, барабаны из каких-нибудь коробок — началась музыка. Сна-чала, это была музыка придон-ного слоя: у исполнителей не было ни денег, ни возможностей приобре-сти нормальные инструменты, они играли на чем могли — на кастрю-лях и так далее. Но когда осталь-ные люди заметили, что это новый,

Доктор медицинских наук, профессор кафедры психиатрии и наркологии Андрей Алексеевич Сумароков рассказал читате-лям журнала KOLKO о тонкой грани между экстраординарно-стью и психическими расстройствами.

необычный звук, новая мелодия, особенная гармония, это стало про-никать в социум организованный, и стали возникать парадоксальные вещи. Часто бывает, что первым что-то крикнет человек недораз-витый, а потом общество подхва-тывает, и гений, услышав эту ноту, воспроизводит ее и делает из нее бриллиант.

Творчество ведь удел людей неудов-летворенных. Человеку не хватает чего-то в этой жизни, чего он иначе начинает творить? Съешь свою кашу, прочитай газету, посмотри телевизор и иди спать. Если чело-век занимается чем-то еще кроме

обычных дел для среднего обыва-теля, то или ему есть, что сказать, или у него есть какие-то побуди-тельные мотивы, которые застав-ляют его делать то, чего не делают другие люди. Первый шаг в творче-ство — пойти не в ногу. А уж почему ты пошел не в ногу: заболел или открыл новый способ передвиже-ния — это дальнейшее изучение покажет.

Многие известные ученые, политики, работники культуры, страдая тем или иным психиче-ским заболеванием, продолжали вести по возможности про-фессиональную деятельность.

Почему ты пошел не в ногу: заболел или открыл новый способ передвижения — это дальнейшее изучение покажет.

Считаете ли вы, что психиче-ские проблемы неизбежно ведут к деградации личности или воз-можно дальнейшее качественно-хорошее существование?

А.С.: Ну, нет. Так считать было бы слишком примитивно, тем более мне с моей профессией. Вовсе нет. Психологические проблемы заво-дят, конечно, в жизненные тупики... Человек сам не найдя правильного способа решения такой проблемы, может уйти в деградацию, но это совсем необязательно. Если речь

идет о более серьезных проблемах с психикой, то последствия могут быть более серьезными — вроде нарастающего слабоумия. Тут, изви-ните, не психологические про-блемы, а мыслящего вещества уже не остается, блоки памяти выле-тают, и он уже не в силах охва-тить круг представлений. Худож-ник, если так условно обозначить человека творческого, может быть на подъеме, может быть в депрес-сии, психотическом состоянии, но он всегда имеет шанс подняться над этим, если он художник.

Например, Ван Гог, «Автопортрет с отрезанным ухом». Только что избавился от уха по бредовым мотивам, пришел в себя и напи-сал автопортрет. Может быть все что угодно: богатырь тридцать лет

и три года просидел на печке, потом встал и пошел подвиги сотворять, хотя его считали уже, наверное, ни на что негодным. Однозначной динамики не бывает, но есть стан-дартные пути. Чем дольше человек был не у дел, тем тяжелее ему будет подняться.

То есть, даже, если у человека серьезное заболевание — будь то биполярное аффективное рас-стройство или шизофрения, то он все равно может оставаться «в седле»?

А.С.: А не случайно ведь их относят к функциональным психозам. Вчера он казался совершенно безнадежно-безумным, а прошло несколько лет, и он вполне себе жив-здоров. Или болел-болел, страдал, кряхтел, а пережил всех тех, кто излучал здо-ровье, и все ходит свое сеет. Может не очень разумное и доброе, но так или иначе (смеется).

Болезнь подразумеваетт какие-то изменения морфологии, измене-ние структуры мозга. А у шизоф-рении загадочность: человек может быть инвалидом тяжелым, мы ему делаем всякие исследова-ния — все чистенькое, хорошенькое, как у новорожденного младенца. Морфологической основы нет, шизофрения — расстройство чисто функциональное.

Общество же со своей стороны их тоже отталкивает: «Нам таких не надо, вы неудобные. Сидите лучше у себя дома на инвалидности. Вы дураки».

Тут как с компьютерами. Есть железо — нейроструктуры, а есть софт — его душа во всей ее сово-купности. Может быть такое, что железо безупречно, а софт не рабо-тает. Вирус испортил или система битая: не грузится, не работает, зависает. Систему поменяли, и все работает. Но у человека так нельзя сделать. У него если система сама в норму пришла и начала справ-ляться, железо тоже заработает.

Во время войны интересные вещи были, немцы же безжалостно относились к психбольным, они считали, что такие люди — брак, в печку, так сказать, и никаких раз-говоров. Больные, которые годами лежали в кататоническом сту-поре и не двигались, вдруг подни-мались и участвовали в эвакуации из госпиталя. Иногда стресс может заставить напрячься и мобили-зоваться, а иногда какие-то жиз-ненные условия определенного характера. Эти расстройства в боль-шинстве своем обратимы.

В вашей практике встречались люди, представляющие какие-нибудь интеллектуальные или творческие профессии?

А.С.: Их немного, конечно. Есть люди, которые пишут что-то, но это может никто и никогда не прочи-тает, есть, которые занимаются изобразительными искусствами... А что касается официальной про-фессии — тут сложно. У большин-ства этих людей есть проблемы с самоконтролем. Творить он может, а на работу ходить регулярно не может, вставать рано и не опазды-вать. Есть очень интересные люди, которые могли бы что-то удиви-

тельное создать, но общество же со своей стороны их тоже оттал-кивает, смотрит на них и говорит: «А нам таких не надо, вы неудобные. По регламенту жить не можете, требования не выполняете, сидите, значит дома лучше на инвалидно-сти. Вы дураки».

В России бытует негласное убе-ждение в том, что если чело-век посещает психолога или тем более психиатра, то он уже боль-ной, в то время как на Западе посещение таких специалистов является признаком нормы. Что вы об этом думаете?

А.С.: На самом деле, это заблужде-ние еще из 80-х годов прошлого века. Сейчас там далеко не каждый посещает психотерапевтов, а эта возможность измеряется толщи-ной кошелька потенциального клиента. Интересно, что психоте-рапевты чаще всего так и говорят — «клиент», а не «пациент». Это уже говорит о коммерциализации отношений.

У нас народ больше бабок любит. В той деревне живет, в другой деревне, народа поток огромный принимает. А официальная психо-терапия, когда дяденька улыбчи-вый в бабочке, у них не вызывает доверия. Это, говорят, не благостно, а бабулька загадочная, сама не сов-сем в уме, пошептала-пошептала, водой облила, и все как рукой сняло. «Целительница настоящая, био-поле у нее в руках», — это так народ говорит.

Главный принцип психотерапии — она должна подходить к паци-енту, как ключ к замку. И кому она

нужна, тот ее находит. В той или иной форме. А не находит — зна-чит, не было такой возможности. Психотерапия — это один из мето-дов психиатрии, в нее должны быть включены и социальные аспекты, и биологические, и другие разные-разные.

А.С.: В Европе сейчас стали открываться центры помощи людям, претерпевающим духов-ный кризис. Специалисты подоб-ных центров считают, что иногда состояния сознания, которые по форме могут напоминать психозы, следует пережить, и тогда, по выходу из них, лич-ность окрепнет, станет стабиль-нее, обрастет какими-то адап-тивными механизмами, которые в дальнейшем будут играть только на пользу...

А.С.: Это тоже вариант психотера-пии, так называемая эмоционально-стрессовая терапия. Древние есть формы: переворачивающиеся беседки и всякая другая глупость, закапывание в землю и другие шалости. Секс-терапия на подоб-ном принципе основана. В прин-ципе, да. Перенес психоз и остался живой — хорошо.

Разные древние легенды есть, что поступил к доктору паренек, у кото-рого начал развиваться экспан-сивный бред в виде острой параф-

рении, что он себя богом считал, целителем почувствовал. Доктор его быстро привязал к дереву верев-кой, по печени стукнул: «Ты че тут, дрянь такая? Кем себя вообразил?». И тем самым бред купировал. Это могло сработать, а могло и не срабо-тать. В подобных действиях может

быть смысл, но только по показа-ниям. В разного рода ортодоксаль-ных обществах есть обряды ини-циации: мальчиков заставляют крутиться вниз головой, подвешен-ных на веревке, еще что-нибудь, такие сложные и ужасные пытки. Формы обряда инициации очень разными бывают: где-то губу ниж-нюю разрезают и вставляют туда камышину, чтобы он ходил с ней всю жизнь, где-то еще что-то. Если вернуться к медицинским поня-тиям, то это форма прививки, чтобы мальчик был стрессоустойчивым.

Вы упомянули древние куль-туры, обряды инициации, а у вас встречались пациенты, в обра-зах которых фигурировало что-то из мифологии, либо это все же какая-то актуальная современ-ность, которая проявляется в их сознании?

А.С.: Это не исключено, но все зави-сит от того, к какому социокультур-ному слою принадлежит пациент. Если говорить о психозах, то бред в них может принимать очень раз-

Есть времена для того, чтобы собирать камни и есть время разбрасывать их, времена обнимать и уклоняться от объятий, шить и разрывать сшитое.

ные формы, но содержание заимст-вуется из окружающей социокуль-турной среды. Почему в 19 веке про инопланетян вообще никто не говорил? (смеется) Больные люди берут эти идеи из общества и при-дают им свое болезненное офор-мление. Типа, вы-то это только в книжке читали, а я у них на кора-бле побывал.

Во всем мире сейчас существует огромное количество религи-озных сект. Сталкивались ли вы в своей практике с людьми, получившими свое заболевания в ходе взаимодействия с той или иной сектой?

А.С.: Не часто, но бывает. Иногда даже помочь нельзя. Сталкивался с парнем, который вышел из секты «Ашрам Шамбалы», которая в Ново-

сибирске зародилась. Мать его прибежала, говорит, давайте что-то делать. Вырвался оттуда на какое-то время, вроде занимался, пытался наладить жизнь, на работу пошел, а потом с матерью контакт порвал и обратно в секту вернулся. Есть вре-мена собирать камни и есть время разбрасывать их, обнимать и укло-няться от объятий, шить и разры-вать сшитое.

Психические больные дают сво-еобразный срез общества, его мыслей. Вы можете сказать, какие бредовые идеи сейчас популярны?

А.С.: Да, как всегда. Бред преследо-вания и воздействия. У меня хотят отобрать мое. Это всегда так. Бред появляется там, где рождается страх, а страх — это всегда лишение

каких-то аспектов жизни или самой жизни. Человек боится, пытается объяснить себе чего он боится и структурирует себе бред из того, что его окружает.

Человек живет себе и живет c непо-ниманием, тревогой, чувствуя, что его что-то беспокоит, но не может себе это объяснить. Спит плохо, кушает, неуютно ему на белом свете. А потом как капля в раствор падает, происходит кристаллизация бреда, и он сразу: «Да теперь-то вот все ясно! Лучами на меня воздействует сосед с третьего этажа, и отсюда меня, и импотенция, и нарушение стула, и сон плохой». Все звенья паз-зла встали на свои места, физически стало легче, он готов действовать — бороться с этим соседом или убе-гать, жалобы писать в правоохрани-тельные органы. (смеется)

Как Блейлер писал, великий ком-позитор наш психиатрический, ничего особенного в душе у боль-ных шизофренией не происходит. У них все те же самые психологи-ческие механизмы, но они ими болезненно злоупотребляют. Нет критики, взвешивания, оценки-переоценки, и из этого выходят бре-довые состояния.

Считается, что в литературе есть 7 классических сюжетов. На пра-ктике это проработано у Джеймса Джойса в романе «Улисс». Оказыва-ется, путешествие-Одиссея и однод-невное путешествие Леопольда Блюма по Дублину — это нечто совершенно сопоставимое. Не так-то много степеней свободы у человека в социальной среде, получается.

●

Оба текста написаны с разницей в 6 лет уже около полувека назад. Тем не менее, как принято гово-рить о по-настоящему качественной литературе, сейчас они все так же актуальны, как и в 60-е годы прош-лого века. Америка и СССР, грече-ская мифология и христианский Бог-отец, быт среднестатистиче-ской семьи и алкотрип маргиналь-ного Венички — на первый взгляд, этим книгам нечего делать в одной подборке. Но когда вы уже выпили хотя бы полкружки своего капучино и ваш мозг открыт новым идеям и свершениям, вы легко увидите, чем два этих текста заслужили попасть на одну страницу в журнале о сво-евременной культуре.

Обе книги, не говоря об их обще-признанной культурной значимо-сти, мастерски показывают, как просто мифологизируется жизнь и десакрализуется миф. И если у Апдайка это вещественное, дослов-ное прорастание мифа в реальность и наоборот, то у Ерофеева скорее уж ювелирно исполненный синтез этих

двух начал. Если американец пра-гматично расписывает, какой герой какому олимпийскому богу соответ-ствует и на какой странице про это написано, то русский, в своем репер-туаре: подковал блоху, органично и вдохновенно, порой незаметно ни для героя, ни для читателя, сме-шав водку, трансценденцию и рецепт коктейля «Сучий потрох».

Разумеется, современного чита-теля, отведавшего «Голубого сала», мало каким трешем уди-вишь. Но у Ерофеева (напомню, речь сейчас о Венедикте, не путать с Виктором), в далеком 1969-м, треш нес в себе смысл, и смысл глубокий. График опьянения комсомольца Виктора Тотошкина и «потрепан-ного старого хрена» Алексея Блин-дяева в тексте вовсе не для эпатажа и взрыва жанра изнутри. Тот пост-модернизм, то бишь трогательное и дорогое сердцу начало его в нашей стране, заряжен ого-го какими иде-ями! Я согласился бы жить на земле целую вечность, если бы прежде мне показали уголок, где не всегда

и повседневностью наших поросших мхом мифов, вам понадобится задумчивый взгляд, устремленный в глубины бытия и два текста — «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева и «Кентавр» Джона Апдайка.

есть место подвигам: Веничка, рассчитывающий, чего бы выпить с утра, чтобы после первой не сбле-вать, а после второй не стошнить, мил и щемяще близок нам своими печальными сентенциями, хоть изрекает их в другом веке и в дру-гой стране. Это тоже кентавр, стоя-щий на земле, покупающий розо-вое крепкое за рупь тридцать семь и бухающий в электричке, а другой своей частью устремленный в гор-ние дали, беседующий с ангелами и богом, познающий тайны бытия и несущий знания другим.

В этом — при прочих абсолютно различных — сходство героев двух текстов, которые я предлагаю вам прочесть. У Апдайка показана повседневная, полная осточертев-шего быта и задолбавшей, но вроде бы любимой, работы, жизнь учи-

теля Колдуэлла, который нет-нет да и предстает перед нами с копы-тами и лошадиным крупом. Он, как и Веничка, размышляет о вечно-сти, правда, без такого надрыва и, не отходя, так сказать, от кассы: своей повседневной жизни, семьи, учеников и коллег: «Я каждый божий день смотрю на тупые физи-ономии и вспоминаю о смерти». Параллельно идет рассказ от лица уже повзрослевшего сына Колду-элла — Питера, и те события, что сначала предстают как повседнев-ность, в воспоминаниях приобре-тают сакральную окраску.

Все это забавно и грустно, очень по-человечески и в то же время заставляет думать о вечном. Краткие содержания — для слаба-ков, потому предлагаю с сюжетом ознакомиться самостоятельно, начать можно с чего угодно, но учтите — Апдайк более поня-тен и удобочитаем, и в целом более легок для восприятия, хоть особо оптимистичным его и не назовешь. Ерофеев же, может, и не будет поня-тен с первого раза, но при правиль-ном подходе может вставить не по-детски. Главное, не отправиться после прочтения в Петушки и не уйти в запой для более глубокого осмысления произведения и пои-ска истины.

P.S. Для особо активных и любоз-нательных. О водке и трансценден-ции можно почитать эссе Виктора Пелевина «Икстлан-Петушки», най-дете любопытные мысли о способах выхода в иную реальность в сопо-ставлении с «Путешествием в Икс-тлан» Карлоса Кастанеды.

«Убийство часового: Дневник гражданина» — очень эмоциональная, написанная в форме дневника, под впечатлением от поездок в «горячие точки» книга. Первые записи датируются временем демократического

переворота СССР. Последние — сво-его рода репортажи из казацких око-пов под Дубоссарами, из охваченной огнем Боснии, из залитой кровью Абхазии. Книга вышла в 1993 году, далее последовало переиздание в нулевых и зимой 2013 года.

Лимонов сообщил о переиздании в издательстве «Ил-music». Бес-спорно, личность Эдуарда Лимо-нова одиозна, и выбор для пере-издания именно этой книги ввел в ступор. Те, кто знаком со специфи-кой издаваемых этим издательст-вом книг, наверняка ожидали уви-деть «Это я, Эдичка», скандальный роман с шокирующими сценами, этакая книга всех бунтарей сво-его времени. Но в итоге читатели получают сюрприз. Таким образом, Лимонов становится первым авто-ром, из задействованных издатель-ством, который влияет на форми-

рование личных, гражданских и политических качеств читающего, делая упор не на личные проблемы, а на гло-бальные. Тут же возникает резонный вопрос: или же издательство так поздно среагировало на события почти двухгодичной давности, или фактически предвидело суматоху сегодняшних дней?

Рассказы, собранные в книге, позволяют увидеть раз-ницу национальных характеров, менталитета, контраст традиций, прочувствовать атмосферу войны через впе-чатления человека, побывавшего в «горячих точках». Лимонов приводит теорию «инстинкта агрессивности»,

Убийство часового: Дневник гражданинаЭдуард Лимонов, 1993. Ил-music, 2013.

по сравнению с которой мирная жизнь кажется пустой и однообразной. При этом тематика рассказов сильно разнится. Это и прорыв оцепления на акции 23 февраля в Москве, и посещение автором дачи Горбачева, и рас-сказы об участии в военных конфликтах в Приднестровье, Сербии, Абхазии. Вплоть до зарисовок об убийстве семей-ной пары Чаушеску и угоне самолета семьей Овечкиных.

Справедливо будет отметить, что взгляд Лимонова на СССР и его историю беспристрастен: это не однобокий взгляд «коммуниста», уверенного в непогрешимости вождей, или «либерала», убежденного в том, что Союз — империя зла; это взгляд человека, свободного от подоб-ных клише, возможно именно потому, что ситуацию автор все же наблюдал со стороны.

Так как автор описывает события из своей жизни и пре-подносит по-своему осмысленную действительность, читая и примеряя те ситуации на день сегодняшний, понимаешь, что активная гражданская позиция в сов-ременном обществе является необходимостью — она меняет отношение государства к гражданам. Приведен-ные примеры человеческих подвигов (пусть и приукра-шенных, выдуманных или уже забытых) показывают, что свои убеждения нужно отстаивать, ни в коем случае, ни при какой ситуации, не становясь конформистами.

Книга достойна внимания, особенно в связи с послед-ними событиями в мире. Интересный факт: на презен-тации книги в Красноярске издатель Кирилл Маевский рассказал, что гонораром Лимонова стала конская кол-баса «казы», которую производят в столице Татарстана, родине издательства «Ил-music».

Приведенные примеры человеческих подвигов показывают, что свои убеждения нужно отстаивать, ни в коем случае, ни при какой ситуации, не становясь конформистами.

Пели они в одиночку, являли собой «one-man-band» или сотрудничали с разными музыкантами во время записи альбомов — не важно. Важно то, что даже если ты не зна-ешь языка исполнения, тебя неизбежно настигнет наждачная воспаленная чувствительность, свойственная такой музыке (суще-ствуют и довольно радужно окра-шенные песни лоунерс, но, как пра-вило, они существенно уступают в выразительных средствах неве-селым, которые являются одной из первоочередных определяющих стиль черт.

Loner — человек, который избе-гает общения с людьми или не очень к нему стремится. У таких людей есть множество причин для одиночества, преднамеренных (духовные, мистические и рели-гиозные соображения) и непред-намеренных (интровертность, повышенная чувствительность, застенчивость, либо психические расстройства). Термин чаще употре-бляется в негативном ключе, обо-значая некую девиантность по отно-шению к традиционному обществу.

Их нечасто объединяют в какое-то отдельно взятое музыкальное явле-ние, классифицируя то как psy-folk, то как acid-folk, downer-folk, outsider, однако же стоит попытаться обозна-чить границы этого острова грусти и отчаяния, на котором растут неж-ные пастельные цветы с малень-кими хрупкими бутонами.

Совершенно разные люди, в какой-то момент своей жизни уходили глубоко внутрь себя, замыка-лись, проводили эксперименты над своим сознанием (в том числе путем религиозного поиска) и дро-жащим от волнения и искренности голосом фиксировали происходя-щее вокруг себя в песнях (в боль-шинстве случаев, записывались только несколько альбомов). Слу-шая некоторые из них, можно тоже почувствовать себя одиноким. И речь здесь идет даже не о том оди-ночестве, когда вокруг никого нет, а о другом, когда вокруг может нахо-диться огромное количество людей, но при этом ощущается давящее болезненное ощущение внутренней пустоты, сломанности и неадек-ватности внутреннего состояния

которых на сленге принято называть «loners» («одиночки», «затворники»). Они не всегда были в действительности одиноки, но чаще всего очень долгое время оказывались непризнанными, либо признание получали уже посмертно.

Помимо хиппи, психоделического рока и грандиозной истории запрещений и антипропаганды, 60–70-е славятся огромным приростом музыкантов,

по отношению ко внешнему миру. Чаще всего и истории таких испол-нителей были непростыми.

SIXto DIAZ RoDrIGueZ (Jesus RoDrIGueZ)Выпустил на лейбле Sussex Records в начале 70-х два альбома — «Cold Fact» и «Coming from Reality», кото-рые провалились в продаже. Пере-стал выступать и записываться, а через несколько лет и лейбл закрыли из-за долгов. Сиз-ту (более точное произношение имени) про-должил деятельность разнора-бочего, зарабатывая на стройках, сносах ветхих домов и прочих дей-ствиях, оплачиваемых довольно скудно, но требующих недюжих физических усилий.

В середине 70-х австралийский лейбл Blue Goose Music перекупил права на его музыку, переиздав два студийных альбома и сборник неизданных записей. В Австралии он оказался популярным и даже дважды (в 1979 и 1981 гг.) приезжал туда с гастролями, но настоящую популярность он обрел в Южной

Африке, после того как в 1991 году оба его альбома были выпущены там на компакт-диске. В ЮАР его ставили в один ряд с Бобом Дила-ном, Кэтом Стивенсом, но Сиз-ту даже не подозревал о такой извест-ности, а африканцы не пытались его искать, ошибочно считая, что певец совершил суицид на одном из кон-цертов 1970-х годов. В 1997 году, старшая дочь Сиз-ту обнаружила в интернете сайт, посвященный творчеству отца. После перегово-ров с авторами сайта был неза-медлительно организован первый гастрольный тур в ЮАР, все шесть концертов которого были аншлаго-выми. Карьера Хесуса пошла в гору, а песни об окраинах Детройта и населяющих их бедняках не оказа-лись забытыми.

NIChoLAs RoDneY «NICK» DrAKeРодился в богатой английской семье. Под влиянием музициро-вания матери с раннего возраста обучался игре на фортепиано, в кол-ледже освоил саксофон и кларнет, а в 17 лет купил свою первую гитару и больше не мог жить без музыки.

После записи первого альбома «5 Leaves Left » в 1968, который был холодно принят критиками, Ник бро-сает учебу в Кембридже за 9 месяцев до получения диплома и переезжает в Лондон, чтобы уделять больше вре-мени своей музыке и ее продвиже-нию. Элтон Джон записывает кавер-версии на 4 песни Ника.

Дрейк достаточно часто высту-пает в первой половине 1970 г., в том числе открывая выступле-ния Genesis и Atomic Rooster. Дрейк тяжело переживает переезд продю-сера из-за его банкротства, кроме того, плохо идут продажи второго альбома и певец, теряя надежды на реализацию своего таланта в Лондоне, оказывается в депрес-сии, живя в одиночестве и чувст-вуя беспокойство в смеси со стыдом во время концертов. Мать настаи-вает на посещении психиатра, кото-рый назначает Нику курс антиде-прессантов, приема которых Дрейк очень стеснялся, стараясь скрыть этот факт от друзей.

С зимы 1970-го музыкант сильно замыкается в себе и выбирается из дома только для того, чтобы сыг-рать на каком-нибудь случайном концерте или купить марихуану, которой он на тот момент злоупо-треблял. Разочаровавшись и уверив-шись в том, что больше никогда не сможет снова сочинять музыку, Ник решает полностью от нее отстра-ниться и стать компьютерным про-граммистом или уйти в армию.

Живет дома на маленькое денеж-ное пособие, получаемое от лей-бла, в такой бедности, что не может позволить себе новые ботинки. Ночи напролет слушает музыку или играет на гитаре у себя в ком-нате, пропадает на несколько дней, скитаясь по друзьям с марихуаной и алкоголем, либо берет мамину машину и катается на ней ночами, пока не кончится бензин, звоня с таксофона родителям, чтобы они его забрали. Не следит за своей внешностью, не умывается, не стри-жет ногти.

В середине 1972 года попадает на 5 недель в психиатрическую кли-нику с нервным срывом. В феврале 1974 года появляется в студии для записи четвертого альбома в таком ужасном состоянии, что не может одновременно играть на гитаре и петь — приходится записывать голос и гитару отдельно.

25 ноября 1974 года сообщает матери о желании вернуться в Лон-дон и продолжить карьеру музы-канта, перед сном слушает Бранден-бургский концерт Баха, а утром его обнаруживают в постели умершим от передозировки антидепрессанта.

JIm SuLLIVAnЗаписал альбом, посвященный НЛО, в 1969 году. Снялся в эпизоди-ческой роли в «Беспечном ездоке» Хоппера. В течение 6 лет с перемен-ным успехом выступал в разных

клубах, но ощутил, что жизнь его разваливается, почему-то решил, что часть его музыки кто-то украл, и стал постепенно спиваться. В 1975-м Джим сел в свой Фольксваген Жук и отправился на заработки в Нэшвилл, сказав жене с сыном, что они обя-зательно к нему присоединяться, как только он поднакопит какое-то количество денег. Больше родствен-ники никогда его не видели.

Номер в придорожном отеле, заре-зервированный на его имя, ока-зался нетронутым, а машина была найдена в 26 милях от отеля. Она была закрыта, двигатель сломан, а внутри лежали кошелек Джима, гитара, одежда, аудиокассеты, катушки, ежедневник и коробка пластинок с альбомом музыканта. Кто-то говорит, что у него были проблемы с мафией. Кто-то, что его похитили инопланетяне. Кто-то, что он просто ушел в пустыню, чтобы больше не вернуться.

VInCent GALLoАктер, режиссер, художник, модель, модельер и музыкант. Начал зани-маться музыкой вместе худож-ником-неоэкспрессионистом Жаном-Мишелем Баския, создав экспериментальную музыкальную группу Gray. Когда Gray распались, собрал avant-guarde industrial noise группу Bohack. После чего стал выпускать сольные альбомы.

Автор ряда уличных перформансов, профессиональный мотогонщик, один из крупнейших коллекционе-ров виниловых пластинок, звукоза-писывающей аппаратуры и музы-кальных инструментов.

У Галло нет агента, менеджера, помощника или стажера, он делает свои фильмы без продюсеров и с крайне сокращенными съемоч-ными группами. Он сам выпускает и распространяет свои фильмы, а также делает к ним все реклам-ные постеры и трейлеры. Очень туманная и грустная нарциссичная персона. Недооцененный гений или изысканный неудачник.

DAnnY CohenХудожник, который решил спеть то, что изображает на своих картинах. Добрые сумасшедшие сказки про любовь и смерть.

Был участником одной из первых прото-панк групп Charleston Grotto. Их концерт в Лос-Анджелесе отме-нили после того, как фанаты зама-зали туалет клуба фекалиями, под-ражая каким-то действиям Дэнни на сцене с шоколадным пудингом.

Владимир Ойдупаа ОюнНаверное, самый нетипичный для этого списка персонаж, но и самый что ни на есть подходящий. Тувин-ский исполнитель горлового пения, почти половину своей жизни про-ведший в тюрьме. В интернете его зачем-то окрестили тувинским Чар-льзом Мэнсоном, хотя это вопиюще необоснованно.

В тюрьме Владимир поверил в Бога и там же в 1999 году записал пер-вый альбом «Divine music from a jail». Удивительный, уникальный стиль горлового пения (за которым закре-пилось название Ойдупаа-стиль), звучащего грязнее, более хрипло, чем «классический» стиль, с дра-матическими придыханиями и интонированием, и, наверное, поэ-тому так глубоко затрагивающий эмоционально, исполняемый под аккомпанемент гармони. Выступал в программе «Минута славы», где ему не дали допеть песню, а потом незаслуженно засудили.

К концу жизни обрел преданную поклонницу из Японии, которая помогала ему добираться до фести-валя «Устуу-Хурээ», чтобы высту-пить, да и просто помогала. Летом 2013 года на «Устуу-Хурээ» был в плохом состоянии здоровья и пра-ктически слеп, но несмотря на это исполнил две своих песни.Скон-чался 25 сентября 2013 года.

Другие Loners: Bert Keeley, Bill Clint, Bill Fay, Bob Theil, Bob Trimble, John Sase, Jonathan Halper, Larry Sunshine Rice, Marc Mundy, Mark Melanson, Meic Stevens, Mij, Perry Leopold, Randy Rice, Rex Holman, Simon Finn, Ted Lucas, Charlie Manson.

kolko

Calling Planet EarthSun Ra Arkestra, 1998.

Из полутора сотен альбомов американского пиа-ниста, аранжировщика и бэндлидера, известного под именем Сан Ра, нелегко было выбрать один, самый

характерный. Но, в сущности, это напрасные хлопоты — можно взять любой, и он будет вполне репрезен-тативным, ибо «феномен Сан Ра» не столько в музыке, сколько в лич-ности ее создателя.

Херман Ли Блаунт, взявший себе псевдоним египетского бога Солнца «Ра», прибавил к нему еще и Сол-нце по-английски, и в этой лексиче-ской избыточности проявились его амбиции: он рано почувствовал свою «избранность» и в дальнейшем вся-чески ее «накачивал» — утверждал, например, что он посланец кос-мического сообщества, «пришелец с Сириуса», а свою музыку именовал

голосом Вселенной. Отсюда его злато-парчовые сцени-ческие одеяния и общий стиль общения с музыкантами и журналистами — тоном гуру и полубога (циничные

Автор и ведущий программы «Мир музыки и музыка в мире» на радиостанции «Серебряный дождь – Красноярск», Владимир Василенко, много лет собирает коллекцию музыкальных записей. В отличие от поп- и рок-фанатов, он не отдает предпочтения какому-то одному роду музыки: страстный любитель джаза, он также ценит академическую классику, этнику и сов-ременную музыку разных жанров. Специально для читателей KOLKO Владимир порекомендо-вал несколько дисков из своей коллекции.

американские обозреватели назвали его «величайшим шарлатаном в истории джаза»). Но играть и дирижиро-вать он умел, к тому же отличался феноменальной про-дуктивностью (2–3, а иногда 4–5 альбомов в год). Очень охотно выступал с концертами на открытых площадках (например, в Центральном Парке Нью-Йорка), объясняя это тем, что так ему слышнее «голос Сириуса».

Стоит ли удивляться тому, что Сан Ра с радостью принял предложение организаторов фестиваля «Устуу-Хурээ» и как-то привез в тувинскую степь весь свой «Аркестр». И сколько бы мы ни иронизировали над амбициями самозваного гуру, слушатели тувинского концерта утвер-ждают, что это было незабываемое шоу под открытым небом. Ну, а музыка? Слушайте эту, выбранную почти наугад, пластинку.

Царь ЭдипИгорь Стравинский. Хор и оркестр Мариинского театра, дирижер Валерий Гергиев, 2010.

Древнегреческий миф о царе Эдипе пережил несколько транс-формаций: сначала в пьесе Софокла возникает сюжет трагического недоразумения с убийством отца и женитьбой на матери, затем у Зиг-мунда Фрейда фигурирует пресло-вутый «Эдипов комплекс» как якобы извечная подсознательная страсть к отцеубийству и инцесту, а уже в музыкальном театре ХХ века Игорем Стравинским воплощается гран-диозная картина движимых Роком страстей человеческих.

Опера-оратория «Царь Эдип», наряду с «Симфонией псалмов», — центральные и значительней-шие сочинения «неоклассического» периода творчества жившего в США великого русского композитора. Оба опуса сравнительно невелики — «Симфония псалмов» (вели-чайшее литургическое произведение ХХ столетия) длится

менее 20 минут, «Эдип» тоже укладывается в одну вини-ловую пластинку, чему немало способствует проделан-ная в 1948 году переработка партитуры. В результате получилось краткое, сдержанно-величественное сочине-ние в духе Генделя и Баха для солистов, хора и оркес-тра. Особую роль при этом сыграл поэт и драматург Жан Кокто, написавший либретто по-французски, но затем согласившийся на латинский перевод Жана Даниелу.

Carmina BuranaRay Manzarek, 1983.

После смерти Джима Моррисона и распада куль-товой рок-группы The Doors каждый из ее участни-ков пошел своим путем, но наиболее интересной ока-залась судьба клавишника Рэя Манзарека. Для него на роке свет клином не сошелся, он знал и умел слишком многое (недаром критики так разграничивали роли чле-нов группы: «Моррисон — пылающее сердце The Doors, а Манзарек — ее мозг»).

В 1983 году музыкальная эруди-ция подсказала ему нетривиаль-ный ход: он обратился к создан-ной в 1935 году кантате немецкого композитора Карла Орфа Carmina Burana и записал 40-минутную вер-сию этого классического произведе-ния в стиле симфо-рок. Продюсером проекта стал выдающийся компо-зитор современности минималист Филипп Гласс.

Манзарек верно почувствовал нетра-диционность этой классики, ее бес-шабашно-бунтарский (местами даже хулиганский) дух. Органные импро-

визации самого Манзарека очень естественно вписа-лись в оркестрово-хоровую ткань этого опуса. Нормально было бы, конечно, сначала послушать каноническую версию кантаты (или хотя бы припомнить ее исполнение в Красноярском театре оперы и балета), а потом оценить и эту интерпретацию.

Члены молодого красноярского пост-блэк ВИА Deafknife, тексты песен которого гладят спящего Говарда Лавкрафта по лицу, рас-сказали о моде на немодное и признались в любви к Шопену.

Ребята, вы играете вместе уже больше трех лет. Расскажите о том, как все начиналось, как вы познакомились?

Марк Знак: Начнем с того, что между собой участники группы знакомы достаточно давно. Пер-вый и основной костяк группы — я, Максим и Глеб — познакоми-

лись более 10 лет назад, когда мне было 12, а Максу с Глебом по 10–11 лет, в магазине с дисками. Я стоял и выбирал чего бы купить, когда зашли два пацана, еще меньше меня и спросили про весь блэк-метал, который был в мага-зине. Познакомились. Спустя время стали играть то, за чем пришли туда. Ниточка длинною в жизнь.

Максим Сысоев: Наши пути сошлись не случайно. Еще в воз-расте 12 лет все мы были фана-тами различных метал-групп.

Помню, как мы представляли, что будем вваливать черный метал. Лет через 5—6 эти фантазии, в итоге, вылились в серьезную группу.

С кем вместе на одной сцене играли?

М.З.: Мы много с кем играли. Из известных на весь свет — с поля-ками Behemoth , японцами Survive и англичанами The Ocean.

Что скажете о нынешнем состоя-нии локальной тяжелой сцены?

Денис Сусарев: Местная сцена — в относительном упадке, но это нормально, так как ее жизненную активность можно представить в виде синусоиды. В скором времени должна появиться новая волна.

М.З.: Сцена стала лучше одеваться. А вот расширять границы музы-кального сознания многие пока что не готовы.

Вы хоть что-нибудь помните из гастрольных туров Deafknife?

Д.С.: Мне запомнился концерт в Москве, выступления в Томске, особенно с The Ocean, и барнауль-ский угар в андеграундном клубе.

М.С.: Мне больше всего запомни-лось, что когда мы попадали в беду, то, по неизвестной причине, обяза-тельно кто-то приходил на помощь .

М.З.: Знакомства с новыми людьми и само время, проведенное в пути — вот что запомнилось. И, конечно, люди, которые приходят на нашу группу. То есть реально людям нра-вится эта музыка, они ждут тебя в своем городе, ты приезжаешь, и они приходят на выступление. Это каж-дый раз для меня удивительно.

Сколько у вас релизов и кто автор ваших обложек?

М.З.: У нас есть один полнофор-матный альбом «VI ER DØDE» 2012 года, ипи «Pantheon» 2011 года, две демо-записи и один лайв. Скоро выйдет наш второй лонгплей. Если у вас есть жгучее желание издать нас на виниле, пишите мне на entexnau@gmail.com. А обложки нам рисует хороший друг всей банды и просто добрый человек Борис Баширов из славного города Уфа, известный так же как Mr. Finn. Чекайте его работы тут: vk.com/kadathart. Он скоро станет известным, я верю в это.

Кавер на «Король и Шут» — это что вообще? Веяние моды или дань памяти Горшеневу?

Д.С.: Кавер был сделан до того, как Горшок помер.

Музыку нужно играть со знанием дела и подходом от души, чтобы получался самобытный продукт, а не копирка.

М.З.: «Король и Шут» — та группа, которая никогда не станет у модных ребят модной. Когда мы выложили кавер в сеть, парочка неадекват-ных парней прислали фотографии того, как они удаляют нас из своих библиотек на last.fm. То есть чело-век реально пропирался от нашего музла, но увидев, что мы сделали кавер на «КиШ», просто отказы-вался от нас как от группы. Так что ни о какой моде речи не идет. Я слу-шаю «Король и Шут» с семи лет, поэ-тому сделать кавер на них и попасть в трибьют — это дань личного ува-жения к группе.

Любите ли вы академическую музыку? Как относитесь к при-внесению академических эле-ментов в тяжелую музыку?

М.З.: Ты имеешь в виду оперы, симфонии и сонаты? Это ... [пре-восходно]. Но грамотно сочетать тяжелую музыку с этими жанрами могут только серьезные опытные музыканты. Тяжелую музыку надо играть со знанием дела и подходом от души, чтобы получался качест-венный и самобытный продукт, а не копирка, так чего уж говорить о сочетании таких жанров.

Д.С.: Я люблю Шопена и неоклас-сику, если ее можно причислить к академической музыке. К сме-шению жанров отношусь положи-тельно, если в итоге это звучит уместно и со вкусом. Экспери-менты — это всегда хорошо.

●

Местная сцена стала лучше одеваться, а вот расширять границы музыкального сознания многие пока что не готовы.

Отличимо от следовавшего ранее кассового, но объективно менее удачного «Шесть демонов Эмили Роуз», Дерриксон будто проводит работу над ошибками (что не исключает возможности совершения новых) и добивается визуального совершенства.

Выглядящая практически по-комиксному история двух полицейских, один из которых имеет чутье на особенно интересные в своей опасности дела, получает прио-

ритет перед другими фильмами про экзорцизм хотя бы даже воз-растным рейтингом R, который в последнее время нечасто сопрово-ждает фильмы ужасов, трансли-руемые в массовых кинотеатрах. Фильмам, которые не предназна-чены для просмотра школьникам, сложнее окупить бюджет, но, как говорится, кто не рискует — тот не будет триумфально танцевать с глупым лицом, отчаянно раз-брасывая в стороны радостные конечности, как смешные веревки. Атмосфера вышла действительно напряженной: насилие, животные жертвоприношения, пристальные демонические глазки и непоко-лебимость полицейских на грани правдоподобия.

Нельзя сказать, что фильм выпол-нен без помарок, в него все-таки

пробрались голливудские штампы диалогов и несколько проходных сцен, однако, это не умаляет его складности, что является большой редкостью в современных ужасах.

Ральф выглядит персонажем нуар-детектива, случайно попавшим в хоррор, отчего ему приходится скрывать свою априорную суть. Эдакий скептичный самоотвер-женный Макс Пейн с бедадетектором. Падре Мендозе же, некогда нарушительный хулиган и похабник, избавив-шийся от алкогольной и наркотической зависимости,

Избави нас от лукавогоСкотт Дерриксон, 2014.

выглядит, как бы выразиться, стильно, да чуть ли не модно. По-хорошему модно, с кудрями и геройской щетиной. Думается, не просто так шипит рация Ральфа, совсем уж явно отсылая ко вселенной Сайлент Хилл, пер-сонажами которого могли стать и люди одержимые. Это, конечно, не «Лестница Иакова», но и не фильм «Горько», который не напугает только что зрителя ленивого или неискушенного.

Можно сказать, что, среди всех фильмов про экзорцизм и одержимость, «Избави нас от лукавого» занимает одно из почетных призовых мест, сочетая в себе единовре-менные динамичность, тревожное устрашение и щедрое количество сцен с нанесением тяжкого физического вреда, но при этом не промазывая мимо лыжни повест-вования в откровенную пошлость и простоту. Присутст-вуют оккультные ритуалы и своеобразные инициации в демоноподобность повышенной выносливости, беру-щие начало от случайного обнаружения молитвенника в пещере с последующим внедрением духа злого в тела.

«Избави нас от лукавого» можно, не задумываясь, ста-вить в шеренгу со смелым ремейком-реинтерпретацией франшизы «Зловещие мертвецы» (удивительно саспен-совым, кровавым и неплохим), которому тоже условно можно привить тематику экзорцизма.

Посмотрел на новые обои, а в тебя вселился злой дух? Почему бы и нет? Почему бы не позвать отмороженного полицейского-семьянина и милашку-священника, угова-ривающего виски среди табачного дыма, да и не погнать духа этого метлой поганой?

Фильмам, которые не предназначены для просмотра школьниками, сложнее окупить бюджет, но кто не рискует — тот не будет триумфально танцевать с глупым лицом, отчаянно разбрасывая в стороны радостные конечности, как смешные веревки.

Кино, вкрадывающееся в область удивительного, фильм-сон, пытающийся пробраться в область сна и рассказать о самом себе. Чем-то близок более раннему фильму Линклейтера «Бездельник», где вме-сто каната сновидения тянулась бесконечная прогулка. Главный герой спит и встречается во сне людьми, пред-ставляющими разные идеи, убеждения, философские взгляды, где-то являясь непосредственным участни-ком разговора, где-то бесплотным наблюдателем. Спит и просыпается. Снова во сне. Раз за разом.

Благодаря тому, что фильм выполнен в технике рото-скопирования — это когда группа аниматоров обрисо-вывает каждый кадр поверх отснятого материала (над

этим фильмом трудилось около 30 рисующих человек) — это не сов-сем фильм, но и не совсем анима-ция. Люди говорят о жизни, смерти, сне, ощущениях, осознанности так много и как будто бы так важно, что вся поданная информация просто не может быть воспринятой за один просмотр. Сюжеты достаточно раз-розненны, но их текучесть и основ-ная музыкальная тема, сыгранная Tosca Tango Orchestra, выступают отчетливыми нитками, которые сливаются с тканью так, что пере-стают быть различимыми.

Плавающая камера, динамически меняющийся фон, собеседники, при-обретающие форму в соответствии с излагаемыми ими мыслями — все это создает эффект легкости, хрупкости происходящего, отрыва от земли. Каждый раз, когда я пере-

сматриваю этот фильм, а мальчик, смотрящий крос-совками вверх, отпускает руку от дверной ручки авто-мобиля, по спине пробегает так много мурашек, что становится сложным выбрать какую-нибудь одну, чтобы сохранить как коннотацию важности этого момента.

Пробуждение жизниРичард Линклейтер, 2001.

Реклама

Карты и территории Алехандро ХодоровскиАлехандро Ходоровски — первый и последний киноволшебник наших дней. Во всем мировом кинематографе вряд ли найдет-ся режиссер, чьи фильмы содержали бы такое же невероятное количество символов на квадратный сантиметр кинопленки. Алехандро Ходоровски — это шифр, послание, откровение, магия, психотерапия и, конечно же, настоящее искусство.

Никакая интерпретация не спо-собна вместить в себя всю необъ-ятность смыслов и контекстов его безумной магической реально-сти. Ходоровски работает с «голым символом»: то, что зритель видит на экране — лишь схема, топографи-ческая карта, которая, как справед-ливо подметил Альфред Коржибски,

«не тождественна территории». И каждый, кто рискнет воспользо-ваться этой картой в своем путеше-ствии в глубины бессознательного, наполнит ее собственным, неповто-римым содержанием. Как и всякая настоящая карта, фильмы Ходоров-ски нуждаются в легенде, в сопро-водительных «условных обозначе-ниях». Журнал KOLKO, с присущей ему скромностью, лишь очертит некоторые из них.

Если хочешь разобраться в ком-либо, спроси о его детстве. По край-ней мере, именно такой совет дал бы любой психоаналитик. Дет-ство Алехандро прошло в Чили, куда его родители, евреи по наци-ональности, эмигрировали из Рос-сии. Атмосфера в семье маленького Ходоровски была крайне напря-женной: деспотичный холерик отец часто поднимал руку на мать, мать боялась и ненавидела отца. Отноше-ния со сверстниками тоже не скла-дывались: задумчивому, тонко чув-ствующему Алехандро было сложно

совладать с жестоким миром муж-ских иерархий. Возможно, именно это отчуждение и отсутствие пони-мания во внешнем мире и побудило его к исследованиям мира вну-треннего, развив в душе мальчика те особые качества, что помогли ему стать тем самым Ходоровски, кото-рого мы все знаем.

Первое знакомство с Таро, ставшим спустя много лет основой миро-воззренческой системы режиссера, состоялось как раз в детстве, когда один из сверстников, издеваясь над бедным Алехандро, плюнул ему прямо в лоб, прилепив туда карту «Отшельник». Впоследствии, Ходоровски придавал этой исто-рии мистическое значение: мотив «Отшельника» пронизывает почти все его фильмы.

В Таро «Отшельник» трактуется как состояние самопогруженности и отречения, в которое погружа-ется человек, дабы найти ответы на главные вопросы жизни. На карте обычно изображается сгорбленный старик, фигура которого напоминает по форме букву «йод» еврейского алфавита, которой он соответствует в некоторых колодах. В руке старик держит фонарь — символ света раз-ума, что «озаряет даже самую непро-глядную тьму» (это каббалическое высказывание было вложено в уста одного из героев Толкиена).

Первое знакомство Ходоровски с Таро состоялось в детстве, когда один из сверстников плюнул ему прямо в лоб, прилепив туда карту «Отшельник».

62

В соответствие «Отшельнику» часто ставится зодиакальное созве-здие Девы, которым, как известно, управляет планета Меркурий. Он — Логос, Меркурий и Гермес, способный проникать в самые тем-ные и мрачные глубины подсозна-ния. В известном греческом мифе именно Гермес спускается в Аид, чтобы помочь Орфею спасти Эвре-дику. С «Отшельником», несом-ненно, можно отождествить самого Ходоровски, несущего свет искрен-ности через вывернутый наизнанку мир образов его кинематографиче-ской реальности.

Другим важным, в контексте филь-мов Ходоровски, аспектом «Отшель-ника» является аспект инициации. История религии трактует иници-ацию как особый посветительский обряд, характеризующий пере-ход человека в новую категорию

существования. Обряды инициа-ции присущи практически любому культу и присутствуют во всех традиционных религиях: обреза-ния в иудаизме и исламе, крещение в христианстве, принятие обетов бодхисаттвы в буддизме махаяны. Мотив инициации проглядывает еще в «Кроте» — знаковом психоде-лическом шедевре Ходоровски, при-несшем ему мировую известность, но в полной мере раскрывается лишь в «Священной горе».

Герой «Священной горы» просы-пается в пустынной местности. К телу героя прилеплен нулевой аркан Таро — «Дурак». В большин-стве классических колод «Дурака» рисуют легкомысленным юношей с пастушьим посохом в руке. Посох символизирует собой жизнен-ный опыт. В этом смысле позиция «Дурака» и «Отшельника» —

koLko | Карты и территории Алехандро Ходоровски

противоположна: «Отшельник» опи-рается на «жизненный опыт», когда как «Дурак» не придает ему особого значения, непринужденно и легко-мысленно размахивая им направо и налево. В ногу «Дурака» вцепля-ется собака — символ обществен-ного осуждения, а впереди поджи-дает река с крокодилами. «Дурак» находится в гармонии с миром, потому что «не ведает что творит». «Дурак» — это наивный ребенок, жаждущий нового опыта, святой в своем неведении законов мира и человеческих пороков. Очнувшись и отряхнувшись от пыли, «Дурак» Ходоровски отправляется в город, где ему предстоит опыт встречи

с реальным миром. В городе царит хаос и безумие: солдаты маршируют с распятыми кусками мяса, из кото-рых вылетают птицы, повсюду зву-чат тоталитарные марши, малень-кая девочка-проститутка держит на ладошке глаз бродяги, а туристы фотографируют все это, покупая ста-туэтки Христа.

Таким образом, Ходоровски карика-турно показывает современное ему общество: расцвет авторитарных режимов, десакрализацию искус-ства и религии, всеобщую пороч-ность и культ секса. Столкновение с реальностью становится траги-ческим для главного героя: видя

Священная гора» обыгрывает сюжет западного мифа о Парсифале, ищущего Монсальват — гору Священного Грааля.

«

всеобщее помешательство людей, он теряет свою первородную невин-ность «Дурака». Он ищет спасение в религии, но не находит, ибо и она в этом страшном мире перевернута, продана и искажена.

В порыве отчаяния герой пыта-ется забраться на огромную высо-кую башню (аркан «Башня» в Таро означает быстрое и стремительное разрушение старого «Я»). В Башне он встречает мудрого алхимика, с которым сначала вступает в схватку, а затем становится его учеником и проходит посвящение в тайное, мистическое общество. В обществе также состоят 7 уче-

ников, символизирующие 7 тра-диционных планет астрологии. Постепенно, проходя через ряд медитаций и ритуалов, главный герой вместе с другими учени-ками совершает переход от аркана «Дурак» к аркану «Маг», обретая Знание и Мудрость. Достигнув необходимого состояния, все члены ордена отправляются в путешест-вие к Священной горе, чтобы сверг-нуть 9 царствующих мудрецов и овладеть секретом бессмертия.

«Священная гора» обыгрывает тра-диционный сюжет западного мифа о Парсифале, ищущего Монсаль-ват — гору Спасения, гору Священ-

Новый фильм Ходоровски «Танец реальности» стал своеобразным итогом всей деятельности режиссера.

ного Грааля. Как и Парсифаль, герой Ходоровски проходит мистическую инициацию, как и Парсифаль, стано-вится «Магом» — держателем копья.

Совсем недавно в мировом прокате прошел новый фильм Ходоровски «Танец реальности», ставший свое-образным смысловым итогом всей деятельности режиссера. В нем впервые встречаются основные краеугольные камни Ходоровски — магия и психотерапия (Алехандро Ходоровски является основателем психотерапевтической школы пси-хомагия, соединяющей в себе тра-диционную терапию с идеями Таро и алхимии).

В фильме две ключевые сюжетные линии: одна повествует о драма-тическом детстве режиссера, дру-гая символически распаковывает идею раскрытия чувственности,

«женского» посвящения. Собы-тия разворачиваются в небольшом чилийском городке Токопилья. Сам Ходоровски показан флегматичным мальчиком с длинными золотыми волосами (отсылка к Аполлону).

Его отец представляет собой гипер-трофированный образ мужского начала, являясь живым воплоще-нием власти и гордыни. Он ходит на тайные собрания коммунистиче-ского общества, копирует внешность Сталина (первую половину фильма одет в длинное, затянутое пальто и носит густые усы), всячески пыта-ется «сделать из сына мужчину», подавляя в нем любые эмоциональ-ные проявления. Мать, напротив, предельно женственна: «разгова-ривает» только оперными ариями, очень любит маленького Алехан-дро и пытается всячески смягчить отца-тирана.

Убегая от отца, Алехандро оказыва-ется на берегу моря, где встречает старуху, назвавшую себя Королевой Чаш. В Таро Королева Чаш ассоци-ируется с идеями восприимчиво-сти, она — самая женская карта в колоде. Ее стихийное соответ-ствие — водная часть воды, жен-ственность в квадрате. Королева Чаш произносит особое заклина-ние, после которого на море подни-мается гигантская волна, выпле-скивающая на берег тонны рыбы. Рыба — один из символов раннего христианства. Чтобы узнать друг друга при встрече, один христиа-нин рисовал на песке половинку рыбы, второй, в свою очередь,

узнавая символ, дорисовывал вто-рую. Там же на берегу Алехандро знакомиться с мужчиной, имену-ющим себя Философом, который учит его читать мантру запредель-ной мудрости (более известную на Западе как часть «Сутры сердца») и дарит три кулона в форме символов трех мировых религий, со словами: «Оболочка может быть разной, а Бог один».

Возвращаясь домой, Алехандро встречает отца, который узнав о встрече с «Философом», прихо-дит в ярость, бросает подарен-ные кулоны в унитаз и заставляет бедного мальчика плевать на них повторяя фразу «Бога не сущест-вует». В определенный момент

сюжетные линии разветвляются: отец, желая совершить что-нибудь воистину великое, отправляется в путешествие, с целью убийства Чилийского диктатора. В этом путе-шествии ему предстоит встреча со своим собственным, подавляе-мым «Я»: познать любовь и проще-ние, веру и отречение.

«Танец реальности» — невероятно личный фильм. Создается впечат-ление, что его съемки были для самого Ходоровски чем-то вроде психотерапии, ведь отец кинош-ного Алехандро все-таки находит путь к самому себе, в отличие от его реального прототипа.

Чтобы описать все грани символов в фильмах Хороровски, понадоби-лось бы написать многотомную монографию. Но стоит ли? Ходо-ровски нужно смотреть. Смотреть вне зависимости от того, облада-ете ли вы глубокими познаниями в Таро, алхимии и мифологии. Его фильмы — это что-то вроде кинематографической книги мер-твых: они способны дарить осво-бождение посредством просмотра. Будто греческий Гермес, будто кино-воплощенный Будда, Алехандро ведет нас через ужас столкновения со своим «Я», через безумие борьбы к познанию и радости. Будем над-еяться, что звезда Ходоровски еще долго будет освещать наши спутан-ные, петляющие дороги.

Ходоровски необходимо смотреть вне зависимости от того, обладаете ли вы знаниями Таро, алхимии и мифологии.

ПЕРЕГРУЖЕННОСТЬ ПРАВОВОЙ СИСТЕМЫ ВЕДЕТ К ЗАБЛУЖДЕНИЮ ОТНОСИТЕЛЬНО ПРАВ И ОБЯЗАННОСТЕЙ ОБЫЧНЫХ ЛЮДЕЙ

НАРУШЕНИЯ В СФЕРЕ СТРАХОВАНИЯ

НАРУШЕНИЯ В СФЕРЕ ДОЛЕВОГО СТРОИТЕЛЬСТВА

НАРУШЕНИЯ В СФЕРЕ ПРЕДОСТАВЛЕНИЯ МЕДИЦИНСКИХ УСЛУГ

Кинотеатр «Дом кино»пр. Мира, 88

Красноярский культурно-исторический музейный комплекспл. Мира, 1

Культурное пространство «Каменка»ул. Академика Павлова, 21

Молодежный творческий бизнес-центр «Пилот»ул. Аэровокзальная, 10

Международный выставочно-деловой центр «Сибирь»ул. Авиаторов, 19

Культурно-деловой центр «ОСОБНЯК»ул. Каратанова, 11

Книжный магазин «Бакен»ул. Карла Маркса, 34а

Книжный магазин «Тональ»пл. Мира, 1

Книжный магазин «Нагваль»ул. Кирова, 19

Книжный магазин «Федормихалыч»ул. Ленина, 123

Художественный салон «Лавка художника»пр. Мира, 100

Танцевальный клуб «Чердак»ул. Авиаторов, 23

Языковая школа Easy Schoolул. Дубровинского, 80, 6 этаж

Barbershop Badboysул. Карла Маркса, 96

BREVNO, деревянные очки и аксессуарыул. Ады Лебедевой, 93в

Ресторан итальянской кухни MAMA ROMAпр. Мира, 50а

Бар «Нет проблем»ул. Урицкого, 52

Стейк-бар «Теленок табака»пр. Мира, 91

Бар Funky Monkeyул. Аэровокзальная, 1а

Бар Sally O`Briensул. Дубровинского, 82

Harat's pubпр. Мира, 7апр. Металлургов, 53гул. Красной Гвардии, 24

Мобильная кофейня «Кофемашина 1969»пр. Мира, 60

Ресторан Yoga-Barул. Каратанова, 17

Traveler's Coff eeпр. Мира, 54пр. Мира, 85ул. Карла Маркса, 135ул. 78 Добровольческой бригады, 28

Coff eeline, эспрессо-барул. Диктатуры Пролетариата, 32

Кофейня «Кофеin»пр. Мира, 91

Кофейня «Мартиника»пр. Мира, 85

Суши-бар «Якудза»ул. Маерчака, 36

Арт-кафе AccentHollпл. Мира 1

Чайная «Юрта»пл. Мира 1

В этом году вышло совсем уж по-королевски, даже несмотря на то, что горячо любимый фестиваль «Устyy-Хyрээ» внезапно оказался закрытым. Сначала оста-новился у Д. в поселке Сукпак, что минутах в 15–20 от Кызыла, если ехать на автобусе.

В Тыве я был только несколько раз, но каждая поездка туда неизбежно откликалась внутри, как очень важная, и, возвращаясь из Тывы в Красноярск, я уже фантазировал о том, как в следующем году пренепременно вернусь.

Там меня несколько раз приняли за американца, а какой-то старый, не слишком аккуратный русский мужчина по кличке Огонек при встрече, надсадно и с хрипотцой сообщил, не пытаясь скрыть воодушевление, что людей таким ростом лет 15 уже не видывал, да и сам он таким ростком, что, плавно говоря, «дышит мне в тестикулы».

Перед отъездом из Кызыла в сторону села Хорум-Даг я зашел в хозяйственный магазин за влажными сал-фетками, и русская продавщица решила меня с порога удивлять:

— Ты что, геолог?— Нет.— А что тогда ты здесь делаешь?

Когда она узнала, что финальная точка моей поездки — фестиваль «Зов 13 шаманов», что близ города Чадан в Западной Тыве, немного осела и тревожно порекомен-довала быть осторожным.

После часа поиска транспорта и попыток понять, куда мне в итоге нужно ехать, я поймал такси и приблизи-тельно через 200 километров оказался на отрезке трассы Абакан — Ак-Довурак, откуда вдалеке за чабанскими сто-янками виднелись шаманские юрты и палаточный горо-док у подножия горы Хорум-Даг.

«Зов 13 шаманов» услышали гости из Мексики, Грен-ландии, Дании, Швеции, Германии, Италии, Румынии, Австрии, Чехии, Польши, Южной Кореи, Монголии, Бела-руси, Украины, Казахстана, Эстонии, Бельгии и даже Афганистана. Многие приехали в Россию в первый раз и направились сразу в Тыву, а кто-то уже много лет совер-шает паломничества. У всех совершенно разные мента-литеты, внешний вид, режим дня, но через день-полтора это нивелировалось тувинским парадоксом «отсутствия времени»: вроде бы у всех есть часы, доступ к расписа-нию фестивальных событий, но, по ощущениям, одина-ковые по длительности временные промежутки могут

Многие приехали в Россию в первый раз и сразу направились в Тыву, а кто-то уже много лет совершает паломничества.

с равной степенью вероятности растягиваться до тувин-ской бесконечности или, наоборот, «схлапываться» до полной тувинской незаметности. Так же и с событи-ями: их порядок, места проведения, постоянно менялись, а если они начинались на несколько часов позже, то на это и вовсе никто не обращал никакого внимания.

Фестиваль посетило около 200 человек, они забирались на пики Хорум-Даг, приходили на камлания, общались с шаманами лично, знакомились друг с другом, посе-щали мастер-классы. Дети из окрестных населенных пунктов ходили с красными ведрами между палаток и предлагали парное молоко и пирожки.

Было довольно тепло (температура доходила до 53С), деревьев и водоемов в шаговой доступности не было, вода для кухни и душевых добывалась с помощью насоса из артезианской скважины. Многие от этого почему-то расстраивались и пытались прятать головы в различ-ного рода панамы, но я получал искреннее удовольствие.

Одно из первых камланий происходило в пологом месте, где сходятся левая и правая половина горы. Несмотря на кажущуюся близость от палаточного городка, доби-

раться до костра пришлось около получаса. Ученики расчехляли бубны, шаманы готовили инвентарь, при-кармливали духов молоком и «крупой счастья», вокруг постепенно собирались зрители. Костер стал разго-раться, удары множества колотушек о натянутую кожу создавали вибрирующий гул, в который вплетались голоса шаманов, поющих алгыши. Николай Ооржак — организатор фестиваля, тувинский шаман, вошел в круг не сразу, так, как будто только проснулся и не хотел вылазить из-под теплого одеяла. Двигался он очень плавно, занося бубен над головой и совершая враща-тельные движения телом. С бубном перемещался как будто не 65-летний мужчина, а подросток, долго зани-мавшийся танцами: он даже не двигался, а перетекал из одной позы в другую, не совершая ни одного лишнего жеста — очень красиво. Темп его ударов в бубен и пере-мещений стал быстро нарастать, он зарычал, закричал, завыл и бросил бубен и колотушку через костер, упав на землю. К нему подошло несколько других шаманов, но он стал разбрасывать землю вокруг себя, продолжая кричать, и потерял сознание.

На следующее утро, Николай говорил со сцены сорван-ным голосом. Духи одобрили желание четырех шама-нов подняться в горы на 3-дневный ретрит без еды и совершать обряды.

Несколько раз жители окрестных сел устраивали на сцене показательные концерты, на которых музы-канты демонстрировали свой уровень владения инстру-ментами, ученики школ выполняли танцевальные номера, а еще звучали тувинские песни.

Около сцены собирались парни на конях, молодые девушки, люди постарше, а пожилая женщина в очках с толстой оправой в национальном костюме и с «библио-текарской» шишечкой на голове исполняла роль веду-щей, с акцентом произнося в микрофон:

Порядок и места проведения событий постоянно менялись, и если они начинались на несколько часов позже, то на это никто не обращал внимания.

— Уважаемые гости фестиваля! Сейчас для вас выступят артисты из села Хорум-Даг. Первый номер — современ-ный танец «Стюардессы».

На сцену выбежали девочки в костюмах стюардесс, с виду едва перемахнувшие за рубеж средней школы, они начали танцевать под японскую музыку, старательно имитируя движения из музыкальных клипов, демонстри-ровавшихся на MTV в начале 2000-х. Периодически про-падал звук из колонок, которые «запитывались» от гене-ратора, поднимался сильный ветер, девочкам было трудно не улыбаться, но это выглядело очень искренне.

Корейская шаманка Ким Джонг Хи, чтобы познакомить гостей с шаманскими традициями своей страны, про-водила на сцене обряд «Обращение к духам железа».

Она много раз переодевалась, пры-гала, пела, вертела в руках ножи перед богатым столом с пожертво-ваниями для духов, а ее помощницы играли на двухстороннем барабане и разного рода металлических удар-ных инструментах. Когда ее интона-ции стали плачуще-просящими, небо, которое только что было относи-тельно-ясным, полностью затянулось дождевыми тучами, задул сильный ветер и начался ливень (дожди шли только несколько раз и не дольше 10–15 минут), который изорвал реквизитные бумажные плакаты с корейскими иероглифами, разбро-сав их по сцене, а потом уронил один из нескольких деревянных блоков, спасавших сцену от ветра. Тот, падая в нескольких сантиметрах от головы помощницы, с одного края пробил барабанную мембрану.

Помощница, видимо, была не в вос-торге от случившегося, а шаманка радовалась, хохотала. Стали собирать разорванные плакаты, и дождь тут же закончился, а тучи почти также быстро разошлись, как и появились.

Многие шаманы отметили, что территория, на которой расположился лагерь, обладает очень мощной, но тяже-лой энергетикой. Светлана Бутусова, председатель Кызыльской местной религиозной организации «Тэнгри-Угер», в интервью Ирине Дарьиной, сказала, что у людей, которые посещают такие места не с чистым сердцем, все мгновенно выходит наружу, все внутреннее состоя-ние человека, все его отрицательные эмоции; человека полностью перекручивает, выворачивает, вытряхивает, выделывает в нормальную целостную личность.

В XVIII веке, у подножия горы Хорум-Даг были убиты Алдан-Маадар — 60 восставших тувинских богатырей.

В XVIII веке, у подножия горы Хорум-Даг были убиты Алдан-Маадар — 60 тувинских богатырей, которые вос-стали против Маньчжурской династии. Их обезглавили и захоронили останки здесь, а головы насадили на копья. Чуть правее палаточного лагеря, можно было увидеть их отгороженными предупредительными лентами.

Также известно, что около горы был расстрелян сильный шаман из рода Ооржаков, который был репрессирован в советское время.

Для западных тувинцев, сильные ветра — не неожи-данность. Случаются и ураганы. За несколько дней до начала фестиваля прошел один из них, разломав несколько юрт.

Очень хотелось остаться до конца фестиваля, но, видимо не судьба — поднявшийся ветер оставил на моем жилище преклонного возраста рваную ранку размером около метра, которая не поддавалась ремонту. Я перено-чевал в соседней палатке у психолога из Казани и, при-няв разрушение палатки за своеобразный знак, решил возвращаться в Красноярск, так и не дождавшись огла-шения результатов трехдневного шаманского ретрита — слов, которые шаманам сообщили духи.

Мексиканский шаман Отакамэ Рохелио Каррильо из народности виррарика, который уехал на полдня раньше меня, сказал, что, когда он покинет фестиваль, начнется сильный дождь. Я и еще несколько чело-век набились в газель и ближе к полуночи выехали в сторону Абакана. Неприятный мужчина средних лет, не переставая, хвастался тем, что он и его жена — уди-вительно духовные персонажи, к которым на личные приемы на несколько месяцев вперед набиваются пред-ставители московского правительства. Его собеседники охотно верили и кивали головами, но мне происходящее

У людей, которые посещают такие места не с чистым сердцем, все мгновенно выходит наружу, человека полностью перекручивает и выворачивает в нормальную целостную личность.

81kolko

показалось чем-то преступно фальшивым. Я достал четки, извернулся зигзагом на заднем сиденье, уткнулся лицом в спинку сиденья и притворился спящим. Как только мы добрались до трассы Абакан — Ак-Довурак и свернули за первый поворот, началась гроза.